Венецианская маска. Книга 1 - Страница 67

Снедаемый искушением просто разорвать и выбросить письмо, даже не читая его, он опасался, что за ним может последовать и еще одно, которое все же попадет в руки адресату, и тогда хлопот с ним не оберешься. Решительным жестом он сломал сургучную печать и развернул письмо. Прочитав его, впал в задумчивость, не зная, как поступить дальше. Написанное на вполне сносном итальянском языке неким французом по имени Аликс Дегранж, оно содержало страстный призыв к Адрианне — близкой подруге Мариэтты — тайно передавать последней письма, которые он будет писать в Венецию той, которая, по его словам, была его нареченной. Не сомневаясь, что эта мольба растопила бы доброе сердце Адрианны, он остался при своем мнении. Синьор Савони по натуре своей не доверял иностранцам и, коль мсье Дегранж не желал или не мог явиться сюда в качестве легального претендента на руку и сердце Мариэтты, так не лучше ли этой девушке вообще обойтись без него? С этой мыслью синьор Савони встал, подошел к свече и поднес письмо к пламени. Когда бумага свернулась и почернела, ему снова вспомнилось имя автора этого послания. Дегранж… Дегранж. Сначала ему показалось, что имя это ему ничего не говорит. Ведь тут полно шляется этих заезжих чужеземцев, они и в лавку к нему заглядывают каждый день. Но когда листок догорел, что-то заставило его подойти к конторке и раскрыть гроссбух. И действительно, на одной из страниц он нашел это имя, но никак не мог вызвать в памяти образ; с ним связанный, и с раздражением захлопнул книгу. Не было у него времени на подобную ерунду. Затем в течение этого же месяца пришло еще несколько писем того же корреспондента, и каждое сгорело в пламени свечи.

До стен Оспедале делла Пиета донеслась весть о том, что маэстре Мариэтте оказана большая честь выступать на борту «Бучинторо» — официальном судне дожа Венеции в день Вознесения Господнего на праздновании церемонии Женитьбы Моря — это вошло в традицию и продолжалось уже шесть с лишним веков. Когда ей сказали об этом, Мариэтта от смущения даже закрыла лицо руками.

— Неужели это правда? — воскликнула она.

Все оказалось правдой и означало, что репутация Оспедале делла Пиета по-прежнему высока — именно в ней лучший хор и лучшие солисты: Адрианна, до того как выйти замуж и родить сына, пять раз пела на «Бучинторо». И согласно правилам, утвержденным самим же дожем, предписывавшим приглашать на борт судна и лучших представительниц из других школ Венеции, Адрианне, несомненно, пришлось бы петь там ежегодно. Теперь она с удовольствием занималась с Мариэттой, подготавливая к будущей церемонии, давая массу полезных рекомендаций относительно великого в жизни девушки дня.

Мариэтта собиралась появиться в новом платье из ярко-красного шелка, и она беспрестанно консультировалась с Эленой, бывшей в курсе всех самых модных фасонов и неплохой советчицей в том, что касалось стиля. Им было уже по восемнадцать. И хотя жизнь одной сильно отличалась от жизни другой, девушки по-прежнему оставались подругами. Элена, как всегда, не могла нарадоваться успеху своей подруги. Она уже давно прекратила свои расспросы относительно Аликса, полагая, что если бы Мариэтте удалось узнать что-нибудь, она бы непременно сообщила ей первая.

Хотя Мариэтта все реже и реже заводила разговор об Аликсе Дегранже, с наступлением карнавала она стала снова предпринимать попытки найти его, надеясь, что если он и вернется сюда, так уж, наверное, сделает это во время карнавала, но время шло, карнавал сменился Великим постом, а встреча так и не состоялась. Она снова, как это бывало и раньше, ушла от горестных дум в пение, в музыку, отдавшись им без остатка, часами репетируя то, что ей предстояло петь в день Вознесения.

В то утро, когда должно было состояться ее выступление, Мариэтта проснулась с чувством огромного воодушевления. Несмотря на ранний час, она настежь распахнула ставни и увидела, что наступивший день окрашен в лазурь — все сверкало синим, голубым, и вода, и небо освещены солнцем, которое щедро дарило свои первые лучи собравшимся в это восхитительное утро на улицах города.

В ярком платье, с цветком граната в волосах, Мариэтта под громкие аплодисменты своих соучениц и учителей покидала стены Оспедале. В эти фестивальные дни Венеция достигла кульминации в своем праздничном убранстве. Хоругви и шелковые ленты пунцового цвета, зелено-изумрудные и ярко-желтые флаги и флажки свешивались отовсюду, из каждого окна; ярко-синие гирлянды причудливых ярких фонариков заполнили город повсюду, насколько хватало глаз. Большая баржа герцога с огромным балдахином из красного бархата, которая, казалось, целиком вылита из золота, вся алая, ждала у набережной, у Дворца дожей. Многие тысячи лодок, больших и малых, тоже причудливо украшенных, ждали ее отплытия, чтобы занять свое место в эскорте. При виде этой картины Мариэтте показалось, что над каналом Гранде растянулась кисея, вышитая золотом и яркими цветами. Люди старались вскарабкаться на Кампаниле, рискуя свалиться и разбиться в лепешку с высоты нескольких десятков метров.

Мариэтта занимала место среди музыкантов на борту, ее душа пела и радовалась при звоне колоколов всех церквей Венеции, которые звонили в несть этого дня, торжественного для Республики, совпадавшего со святым днем Воскресения Господня. В толпе раздались приветственные крики, когда дож и сопровождавшая его свита поднялись на борт баржи, он уселся в свое позолоченное кресло на самой высокой части палубы, откуда он сам видел все и все могли видеть его. На кораблях, стоявших на якоре в Венецианском заливе-, раздались орудийные залпы, когда длинные, в сотню весел, ряды задвигались в четком ритме, приводя в движение по усеянной цветами воде в направлении острова Лидо баржу — символ величия государства.