Он наклонился к ней.
— Ты и только ты способна околдовать меня навсегда! — страстно заявил он.
Ей показалось, что никто и никогда больше не скажет ей таких приятных и искренних слов. Они словно закрепляли союз между ними, но она не решалась ему сказать сейчас об этом — слишком уж много сложностей ожидало ее впереди. Мариэтте хотелось сказать что-то хорошее, ласковое, но за занавесками вдруг послышалось многозначительное покашливание официанта. Это место не предназначалось для интимных любовных свиданий, но если клиенты были в этом заинтересованы, за небольшую доплату можно было добиться некоторой уединенности — хозяева шли навстречу их пожеланиям.
Доменико Торризи повернулся и увидел, что загадочная женщина уходит в сопровождении молодого спутника, на ней снова маска, а ее роскошную темно-рыжую копну надежно скрывал от чужих глаз большой капюшон.
Вооружившись фонарем, Аликс взял Мариэтту под руку, и оба вышли в ночь. Снег перестал идти, и девушка боялась, что теперь у входа в Оспедале останутся ее следы, но Аликс пообещал, что затопчет их.
— Ну и хитрецы же мы с тобой! — Аликс тихо засмеялся, ставя на землю фонарь. Потом, обняв ее за плечи, повернул к себе. Мариэтта безмолвно повиновалась, прижалась к нему, и их замерзшие губы, холодные, как зимняя ночь, слились в нежном и страстном поцелуе. Время, казалось, перестало существовать. Потом она, едва слышно вздохнув, мягко отстранилась. Отперев замок, он вернул ей ключ, врученный ему на этот вечер, как символ доверия.
— Спокойной ночи, — прошептала Мариэтта и, бесшумно проскользнув в дверь, исчезла. Дверь без единого скрипа затворилась.
На следующий день Аликс еще раз посетил лавку Савони. Хотя Мариэтта очень хорошо смотрелась в своей моретте, маска имела ряд недостатков, в частности, в ней нельзя было говорить.
— Добрый день, синьор, — подобострастно приветствовал его мастер Савони. — Что вы пожелаете сегодня? Еще одну маску?
— Да, но не для себя. Хотелось бы приобрести у вас самую лучшую вот из этих. — Он указал на одну из тех, что пыталась примерить Мариэтта, когда он увидел ее, стоявшей перед зеркалом.
— Это маска Коломбины, — Леонардо взял несколько штук с полок и еще две снял с крючков на стене и разложил на прилавке перед Аликсом. Юноша в нерешительности уставился на это пестрое многоцветье, но вскоре остановил свой выбор на изготовленной из зеленого бархата и имевшей по бокам отделку из маленьких золотых бисеринок — одной из самых дорогих в этом магазинчике. Леонардо одобрительно кивнул.
— Это прекрасная вещь вышла из-под рук очень опытного мастера, — уверял он юношу. — Не желаете приобрести к ней и мантилью?
Он выбрал и мантилью, легкую, почти воздушную, из тончайших кружев Бурано. Две драгоценные покупки, тщательно упакованные и помещенные в красивую коробку, Аликс взял под мышку, снял шляпу, поблагодарил хозяина и ушел. После этого он отправился к другому мастеру на Мерчерии, чтобы получить новый ключ, который тот обещал изготовить по слепку. Для Аликса изготовили даже целых два, на тот случай, если один из них случайно обнаружат и отберут у Мариэтты, то у него все равно останется другой, и он сможет тайком пробраться к ней.
Воскресным утром Жюль собирался отправиться на мессу в церковь Сачта Мария делла Пиета, когда к нему зашел Аликс, одетый, умытый и свежевыбритый.
— Я иду с вами, месье граф.
Жюль знал, что Аликс и Анри болтались неизвестно где почти до самого рассвета и вернулись в карнавальных костюмах.
— А ты случайно не пьян? — мрачно осведомился он. — Если пьян, то там тебе делать нечего.
— Нет, совершенно трезв — я еще вчера вечером принял решение сходить сегодня утром к мессе.
— А Анри где?
— Спит.
«Вероятно, потому, — подумал про себя Жюль, — что был вчера пьян в стельку, а вот Аликс, оказывается, нет». Хмыкнув, Жюль кивнул Аликсу следовать за ним. Снег уже не шел, а под ногами весело хлюпала полу-растаявшая снежная каша. Звон колоколов бесчисленных церквей раздавался отовсюду, он был неотделим от Венеции, как и музыка. Стая голубей, громко хлопая крыльями, поднялась в воздух, когда они пересекали площадь Сан-Марко, всю усыпанную пестрым карнавальным мусором — оборванными тесемками, яичной скорлупой, сломанными и растоптанными масками, попалась даже розовая туфелька с розочкой.
— Мы с Анри заявились где-то около двух, — рассказывал Аликс, чуть не наступив на маску свиньи, лежавшую на брусчатке. — Вчера здесь было много музыки, все танцевали, пели, пили, будто это не зима, а лето. Повсюду висели яркие разноцветные фонарики. Наш Анри увлекся какой-то синьорой, а может быть, синьориной в маске домино, а когда разглядел как следует ее руки — бросился бежать, ей, наверное, лет под сто!
— Вот значит, как! Ну, знаете, ведь в конце концов и на карнавале не всегда везет, — сухо прокомментировал Жюль. — Кстати, как вам нравится эта поездка?
— Очень, спасибо. — У Аликса было что сказать на этот счет, но не мог же он объяснять этому старикану, что жизнь для него круто переменилась в тот день, когда он повстречал Мариэтту. Она утратит смысл, если ее не станет рядом, и он страдает даже здесь, не где-нибудь, а именно в Венеции, этом городе, созданном для счастья. Ему казалось, что он сходит с ума. Это все равно, что оказаться в числе приглашенных на роскошный банкет и вдруг потерять аппетит. Любовь и есть своего рода безумие. Ему уже приходилось где-то читать нечто подобное, очень напоминавшее временное помешательство, что собственно, и доказывали его собственные переживания недавнего прошлого. Но хотя и виделись-то они всего лишь три раза — тогда в лавке, потом — на концерте и вот теперь — в одной из кофеен, Аликс твердо знал, что эти встречи — нечто совершенно иное, не похожее на его прежние романы.