В конце концов, она сама задремала. Ее разбудила чья-то ладонь, прижатая ко рту, чтобы удержать от крика. Вздрогнув от неожиданности, Мариэтта с радостью рассмотрела в предрассветной мгле Элену.
— Тсс! Все в порядке. Сторож ушел. Я так и подумала — что-то случилось, но не могла прийти к тебе из-за сестры Сильвии, которая, как всегда, поднялась раньше всех и выпустила его из здания. Давай скорее наверх, пока она принимает хлеб от булочника.
В этот вечер, переодеваясь к концерту в белое шелковое платье, Мариэтта чувствовала себя на удивление спокойной. С тех пор как она стала солисткой, ей разрешили носить пышный кринолин. Проворным жестом девушка приколола к роскошным волосам цветок граната. Да, этот вечер был решающим в ее жизни, он может изменить все, и Мариэтта ощущала это каждым нервом, каждой фиброй души.
Ключ лежал в шкатулке для украшений. После часа или двух, которые она проведет с Аликсом, чем бы они ни были заполнены, ключ во что бы то ни стало нужно положить обратно в шкафчик. После этого огонь, бушевавший в ней, огонь свободы, будет укрощен, и она снова заживет обычной жизнью. Час назад, когда крытая галерея уже опустела, Мариэтта попробовала, подходит ли ключ к той двери, что вела в переулок. Она уже приготовилась как следует попыхтеть над замком, прежде чем удастся отпереть, но при помощи нескольких капель масла он открылся на удивление легко.
После концерта публика, как обычно, долго и восторженно аплодировала Адрианне. Сидевший во втором ряду Аликс воспользовался тем, что всеобщее внимание приковано к сцене, и незаметно подал сигнал Мариэтте, указав на дверь. Она прекрасно Поняла смысл жеста — он подождет ее снаружи.
Когда хористки вышли на улицу, там снова буйствовала метель. Аликс стоял невдалеке и ждал ее. Мариэтта подняла руку вверх, будто защищаясь от снега, и он узнал ее. К счастью для обоих, эскорт монахинь в такую погоду потерял бдительность, и стоило ей поравняться с французом, как он быстро извлек из-под плаща маленький букетик и сунул ей в руки.
— Когда? — коротко спросил он.
— Поздно ночью. Жди в переулке между Оспедале и церковью.
Он с радостной улыбкой кивнул ей и тут же растворился в бедой мгле, и Мариэтта видела, как ветер развевал поды его черного плаща. Никто, кроме Элены, не заметил этого краткого общения.
— Вот это да! — восхищенно прошептала она, — И цветы принес. Какие?
— Должно быть, зимние розы, — Мариэтта поспешно спрятала букетик под накидку — и рассмотреть толком не успела.
— Они так украсят твою комнату, — без тени зависти, радостно произнесла Элена.
Зимние розы нежно-белого цвета, каким иногда кажется фарфор, Мариэтта поставила в вазу темно-синего венецианского стекла, они рассыпались, подобно снежным хлопьям, выделяясь ярким белым пятном на красном дереве панелей стен. Мариэтта переоделась в простое темное платье — в нем она и собиралась пойти на первое в жизни свидание — и остановилась перед вазой с цветами, рассеянно дотронулась до нежных лепестков, потом вынула одну из роз, что покрупнее, и, обломив стебель, положила в бутоньерку на груди. Ей нестерпимо хотелось помчаться бегом в переулок сию же минуту, но необходимо было дождаться, пока все воспитанницы улягутся, а ночной сторож — ее тайный враг — завершит, наконец, традиционный ночной обход.
В пурге Аликс потерял дорогу, и ему пришлось изрядно поплутать по причудливо изгибавшимся улочкам и переулкам, перепутанным и однообразным, будто в каком-то странном лабиринте. Он очень боялся опоздать к Мариэтте и неописуемо обрадовался, когда все же удалось очутиться на площади Сан-Марко, оттуда он ясно помнил дорогу до Оспедале.
Вихри снежинок плясали в свете его фонаря, когда он ждал у дверей, откуда должна выйти Мариэтта. Время шло, и он уже стал подумывать, не опоздал ли, и Мариэтта не дождалась, но уходить тем не менее не собирался. Фонарь выхватил из тьмы рельефный знак, запечатленный на церковной стене еще в пятнадцатом столетии. Чтобы скоротать время, он смахнул с него налипший снег и пытался разобрать слова. Надпись на старовенецианском диалекте грозила страшными небесными карами всем тем, кто попытается оставить в Оспедале делла Пиета ребенка женского пола, чьи родители были живы и здоровы.
И снова он в который уж раз взглянул на часы, испытывая еще большую тревогу.
Мариэтта подошла к туалетному столику и подняла крышку стоявшей на нем шкатулки с драгоценностями. На дне лежала моретта, привезенная ею из дома. Сколько же ей пришлось дожидаться, пока ее снова наденут! И вот, наконец, время наступило, причем все обернулось совершенно не так, как она предполагала.
Приложив маску к лицу, Мариэтта подошла к зеркалу. Никто не ожидал от женщины в моретте, что она заговорит, поскольку маска крепилась на лице при помощи особой пуговицы, которую носившая ее удерживала зубами. Эта маска обладала особым, лишь ей присущим очарованием, и Мариэтта не раз замечала, какими взглядами провожали мужчины тех женщин, лица которых закрывала моретта. Она глядела в ручное зеркало, поворачивая голову то вправо, то влево, и с удовлетворением замечая, как бархатный черный овал маски подчеркивал; алебастровую бледность ее высокого лба, изящною шеи и подбородка.